Опубликовано в рубрике «Eвгeний Oнeгин» — пeрвoe издaниe I глaвы.
X. ПOДИ ПOЙМИ
Лoтмaн в любимoм нaми и ужe упoминaвшeмся кoммeнтaрии пишeт:
Бoльшaя группa лeксичeски нeпoнятныx сoврeмeннoму читaтeлю слoв в «Eвгeнии Oнeгинe» oтнoсится к прeдмeтaм и явлeниям бытa кaк вeщeствeннoгo (бытoвыe прeдмeты, oдeждa, eдa, винo и пр.), тaк и нрaвствeннoгo (пoнятия чeсти, спeцификa этикeтa, прaвилa и нoрмы пoвeдeния)…
Пoлучив в 1980‑м книжку, гдe прямo в прeдислoвии гoвoрилoсь oб утрaчeнныx «пoнятияx чeсти», внимaтeльный сoвeтский чeлoвeк (в душe фрoндёр, нaучeнный читaть мeжду стрoк) вoсxищённo крутил гoлoвoй…
Лeксичeски нeпoнятныx слoв быстрo стaнoвится всё бoльшe. Чтo уж гoвoрить прo спeцифику этикeтa, eсли чeлoвeк нe пoнимaeт слoвa «этикeт». Бoльшaя этикeткa?
Сильфиды, aрмиды, aoниды, ипoкрeнa, тoрквaтoвы oктaвы, aвтoмeдoны… Тaкиx зaгaдoк в «Oнeгинe» сoтни.
Aвтoмeдoны нaши бoйки,
Нeутoмимы нaши трoйки…
Qu’est-ce que c’est aвтoмeдoны? Aвтoмoбиль знaeм (сaмoбeглaя кoляскa); aвтoпилoт знaeм; aвтoмaт и aвтoритeт — eщё бы! (xoтя чтo знaчит «ритeт»?) A чтo тaкoe aвтoмeдoн? Aвтoмaтичeский мeдoн?
Зaтo «пaнтaлoны, фрaк, жилeт» тeпeрь всeм пoнятны. Мoжнo ничeгo нe читaть и всё знaть. Вбивaeшь «Бeндeр» в Google — oтвeт: рoбoт.
Дa чтo тaм грeкo-римскaя aнтичнoсть! Русскoe слoвo «сeни» или нe знaют вooбщe, или думaют, будтo этo типa пoдъeзд (нa языкe житeлeй Лeнингрaдa — пaрaднoe), приxoжaя и тoлькo. Дeтeй в шкoлe зaстaвляют учить:
Трaвкa зeлeнeeт, сoлнышкo блeстит,
Лaстoчкa с вeснoю в сeни к нaм лeтит.
Oнa в тaмбур, чтo ли, лeтит, бeднaя птичкa (пoдругa нeвeрнoй жeны жaбёнкa, вдoвы крoтa, в трeтьeм брaкe зa эльфoм)? Дeти нe мoгут зaпoмнить стишoк, пoтoму чтo нe мoгут вooбрaзить лaстoчку, кoтoрaя влeтaeт в приxoжую, a мнoгиe учитeля, увы, сaми знaют тoлькo этo знaчeниe слoвa «сeни»…
И сeни рaсширял густыe
Oгрoмный, зaпущённый сaд,
Приют зaдумчивыx Дриaд.
Кaк сaд рaсширял сeни? Чтo тaкoe зaдумчивыe дриaды? Пoпрoбуйтe нa дeтяx, нa знaкoмыx — вaм пoнрaвится.
Кoгдa бы знaть oнa мoглa,
Чтo зaвтрa Лeнский и Eвгeний
Зaспoрят o мoгильнoй сeни
Приxoжaя мoргa?
Дaй oглянусь. Прoститe ж, сeни,
Гдe дни мoи тeкли в глуши.
В тaмбурe сидeл? в чулaнe с пaукaми, кaк Бурaтинo?
Ктo сегодня способен, закончив 11 классов, потолковать об Ювенале и вспомнить, хоть не без греха, из Энеиды два стиха? Ведь для этого надо знать латынь; лицеисты не в переводе Энеиду читали.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал.
Совершенно — означает, безупречно, без акцента. Сегодня днём с огнём не найдёшь студента, который мог бы в совершенстве изъясняться и писать хотя б по-русски.
Друг Марса, Вакха и Венеры
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры…
Что такое «друг Марса и Венеры»? Друг сникерса и баунти? Или друг планет, астроном? Понимает ли нынешний школьник (и его папа), что декабрист Лунин здесь — отважный участник множества сражений, пьянчуга и бабник?
К кому обращены строфы Пушкина? — он же так старался; хотел, чтоб понимали; он не в стол писал. К тем, кто знаком с аонидами. Поясняющих сносок в изданиях XIX века не было.
…Уважаемые читатели! Возможно, вы с досадой дочитали до этого места. С досадой — ибо потратили уйму времени, но не узнали ничего нового, ничего интересного.
Ещё хуже, что кое-кто из вас испытал даже отвращение от того, что рассказ про великое произведение классической русской литературы стилистически не соответствует задаче — сбивается на публицистику, на плоские фривольные шутки; а кое-кто уверен, будто всё написано вовсе не ради «Онегина», а лишь для демонстрации эрудиции: мол, автор хочет показать, что он шибко умный. Вот уж нет! Понятия не имею, кто такие сильфиды, фобласы, армиды. А уж когда Пушкин начинает перечислять прочитанные Онегиным книги — тут впору умереть от позора.
Прочёл он Гиббона, Руссо,
Манзони, Гердера, Шамфора,
Madame de Stael, Биша, Тиссо,
Прочёл скептического Беля,
Прочёл творенья Фонтенеля…
Из всей этой свалки автору довелось осилить Гиббона (здоровенный том) да кусочек Руссо и то с трудом. Остальных никого автор этих строк не читал, годами занятый подённой работой, дешёвым зубоскальством, щелкопёрством и проклятыми судами с ворами и негодяями, которые самым бесстыдным образом подают иски о своей чести и достоинстве, будто эти качества можно получить в суде как бесплатный протез в собесе. Но фальшивые зубы вставить можно, а ум и совесть — не вставишь. Хрен им, а не честь и достоинство.
Но пора к делу. Если вы до сих пор ничего не узнали, то не теряйте надежды. Авось…
XI. ЛЮБОВЬ НАРОДА
— Река?
— Волга.
— Фрукт?
— Яблоко.
— Поэт?
— Пушкин.
Шаблон.
Мы — те же? Россия — та же? Нет, это иллюзия.
— Любовь народа к Пушкину безгранична!
— Простите, вы про какой народ говорите? Сегодняшний? Он совершенно иной, чем сто и сто пятьдесят лет назад. Несогласны? Будьте здоровы.
В «Онегине» есть совсем простые строки, ну очень простые, без латыни, без мифических дриад, без специфики этикета. Проще пареной репы. Помните?
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.
Ни одного иностранного слова, никакой латыни. Но о ком это? Каких «нас» заметил старик Державин? Кто эти благословлённые? В Москве, в русской столице, на факультетах журналистики самого знаменитого и менее знаменитых университетов (МГУ, РГГУ, имени Шолохова, имени Грибоедова и т.д. и т.п.) студентам был предложен этот детский вопрос.
Пушкин — «Наше Всё», «Евгений Онегин» пройден в школе и у всех на устах, студенческая элита родной страны…
Сперва оказывается, что половина студентов (иногда больше, иногда чуть меньше) в жизни не читали и не слышали этих слов. Поясняешь: это «из Пушкина»; после чего студенты пишут на бумажках ответы (бумажки храню).
Ответов у студентов имеется невероятное множество. На первом месте, конечно, «лицеисты», на втором — всегда «декабристы» либо «поэты». Случаются редкие, уникальные ответы; например, кто-то назвал Александра II.
Но ведь есть логика (точнее: должна быть). Даже если вообразить, что Державин решил благословлять бунтовщиков, то сделал бы он это не сходя во гроб, а выйдя из. Старик умер в 1816‑м, а восстание случилось в 1825‑м. Та же история с благословением Александра II. Принц родился, когда старик Державин уже два года лежал в могиле.
Вот неполный список благословлённых Державиным по мнению студентов-гуманитариев:
лицеисты, декабристы, поэты, писатели, люди;
на экзамене (на вопрос «о ком?» некоторые отвечают «где»);
потомки, все последующие поколения, Державин (сам себя?), журналисты, нынешние поэты;
нынешние писатели, коллеги (чьи?), Пушкин и его друзья, пушкинская плеяда (?), Пушкин и Кюхля;
о времени, о власти, о русском народе, о гражданах, о товарищах по перу, о современниках (его), о царе, о нас;
новое поколение людей, которые мыслят не так, как все;
человек, не зависящий от медиа, мыслящие люди;
революционеры, публика, Годунов, деятели культуры, Путин (вероятно, шутка), публицисты, молодое поколение, авторы, общество, классицисты (?);
друзья-лицеисты, обычные люди без особого положения в обществе, жители России, писатели в полном смысле этого слова, христиане, русские…
Один ответ приведу в кавычках как особо своеобразный: «советный Аристотел».
Отдельно про родной ГИТИС, IV курс. Из 17 студентов семеро слышали «Старик Державин…», десять — никогда.
А как правильно? Ответ (так и хочется сказать «русским языком») написан открытым текстом в Восьмой главе.
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни, в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться Муза стала мне.
И свет её с улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.
Никаких нас тут нету! Это только Пушкин и его муза. Он просто придумал изящный способ похвалить себя. Скажешь «сам Державин меня благословил» — бахвальство, нахальство. «Нас» — ловко и безупречно.
А почему «старик Державин»? Почему только Державин? И где следующие десять строк? Почему там только точки? Что Пушкин выбросил?
В беловой рукописи есть:
И Дмитрев не был наш хулитель;
И быта русского хранитель,
Скрижаль оставя, нам внимал
И музу робкую ласкал.
Быта русского хранитель — очевидно, Карамзин. Но все отброшены. И дело не в поэтическом даре, не в известности персоны, не в сладких звуках (мог бы и Жуковского назвать в числе благословивших учителей).
…Единичность рекомендателя порою лучше, чем множество. В своё время автору было предложено вступить в Союз журналистов. По уставу требовалось представить три рекомендации. Автор упёрся и сказал: «Принесу одну рекомендацию. А не хотите — как жил без Союза журналистов, так и дальше проживу». Союз согласился — я принёс рекомендацию Егора Яковлева. Дополнять такую рекомендацию ещё чьими-то — это как водку разводить пепси-колой. Второй и гораздо более важный пример: на пиджаке Ефима Минкина были только ордена Славы всех трёх степеней. Коробка с остальными орденами и медалями лежала в шкафу.
— Почему вы их не носите?
— Поверьте, этих трёх достаточно.
Для Пушкина было достаточно старика Державина. И добавим: один Бог выше, чем все олимпийские, все языческие вместе взятые. Приключений, конечно, меньше, но какая высота!
Старик Державин… а кто это? чем славен? Почему Пушкин с гордостью говорит о том, что именно Державин «заметил и благословил»? Были же и другие знаменитости, восторженно оценившие молодое дарование… Но только «старик» сочинил стихи, которые поразили юнца; не могли не поразить. Равного нет по силе и отчаянной храбрости.
ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ
Восстал всевышний Бог, да судит
Земных богов во сонме их;
Доколе, рек, доколь вам будет
Щадить неправедных и злых?
Судить «земных богов» — значит, судить царей. В России это крамольная мысль даже сейчас, а в ХVIII веке… Как он рискнул такое написать?
Не внемлют! видят — и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.
Перевести на русский? Правители не слышат голоса правды. Смотрят пустыми рыбьими глазами, которые залеплены взятками. Вроде бы видят, но не понимают и не хотят понимать. От их преступлений содрогается земля. От их лжи шатается небо.
Цари! Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.
И вы подобно так падёте,
Как с древ увядший лист падёт!
И вы подобно так умрёте,
Как ваш последний раб умрёт!
Сказать правителю, что он смертен, — значит, вызвать его ярость. Сказать ему, что он сдохнет, как раб, — самоубийство.
Воскресни, Боже! Боже правых!
И их молению внемли:
Приди, суди, карай лукавых,
И будь един царём земли!
1780
Было тогда старику 37 лет, и сочинил он это при Екатерине. Такие дела…
Столь безоглядно клеймили царей позором только библейские пророки. Это и есть глаголом жечь сердца людей. И может быть, именно эти стихи вспоминал Пушкин, когда писал вдохновенного «Пророка».
…В советское время Бога писали с маленькой буквы, и эти стихи Державина исказились. Начало стало выглядеть так:
Восстал всевышний бог, да судит
Земных богов во сонме их.
Даже если школьный человечек знал смысл слова «сонм», всё равно получалось типа: рассердился генеральный секретарь на членов Политбюро.
В русском языке «Бог» может быть и с большой буквы, и с маленькой, а «богиня» — только с маленькой. Языческие боги могут быть во множественном числе. А иудео-христианский — только в единственном.
Отсюда: пока один — с большой. Когда много — с маленькой. И ещё: если бог с маленькой, тогда обязательно надо имя: Зевс, Арес, Венера, Ярило, Тор, Перун, Иштар…
…Нынешние читатели Пушкина или бессмысленно скользят по хрестоматийным строчкам, по старику Державину, или вдруг спотыкаются: «не знаю». Мало кто ощущает сомнение: «думаю, что знаю». У большинства самая смешная реакция: «уверен, что понимаю». Последнее почти безнадёжно. Или так: последние почти безнадёжны; мы, слава Богу, к ним не относимся.
XII. ЛЮБОВЬ К НАРОДУ
Любовь Пушкина к народу включена во все учебники. О ней знают и дети, и начальники. Известный пушкинист — президент Ельцин (привет тов. Сталину, корифею языкознания) однажды даже написал эпитафию, надгробное слово, хотя в книге оно официально и ошибочно названо «напутственным». Внимайте!
Напутственное слово Президента
Российской Федерации Б.Н.Ельцина
Дорогие читатели!
Имя А.С.Пушкина бесконечно дорого России. С раннего детства мы входим в мир поэта и в течение всей своей жизни читаем и перечитываем его произведения, восхищаемся яркостью образов его героев, наслаждаемся богатством языка, преклоняемся перед его гением.
Страстный проповедник добра и справедливости, А.С.Пушкин стал символом России (пропустив вперёд Сталина). Превыше всего поэт-гражданин ценил свободу. И нам, выбравшим путь свободы (а заодно сперва Ельцина, а потом Путина), А.С.Пушкин сегодня особенно близок и дорог.
Он любил жизнь, Россию, любил нас, сегодняшних (за что Пушкин любил нас сегодняшних, Ельцин не написал, забыл). Эта любовь издавна питает тот патриотизм, который спасал наше Отечество в самые тяжелые моменты его истории.
Б.Ельцин
«4» ноября 1996 года
«Напутствие» президента Ельцина в книжке с картинками (без прозы и стихов).
В этом напутственном слове всё прекрасно: и душа, и тело, и одежда (Чехов), и, конечно, мысли. Никто не может объяснить, зачем число 4 взято в кавычки и почему нет исходящего номера.
Вообразите! Любовь Пушкина к нам сегодняшним питает тот патриотизм, который не раз спасал и пр. Ужас! Значит, если бы Пушкин нас не любил, то и спасительному патриотизму было б нечем питаться. Вдобавок, значит, есть какой-то не тот патриотизм, неспасающий.
«Наслаждаемся богатством языка» — неужели? Чтоб наслаждаться музыкой, надо иметь слух, чтоб любоваться картиной — зрение. Какое на хрен чувство языка у сочинителей таких идиотских напутствий?
Если бы не подпись президента России, то и чёрт бы с ним, с этим напутствием; мало ли глупостей на свете. Но тут два существенных обстоятельства: а) полное академическое собрание сочинений; и б) президент.
Напутственное слово говорят в начале пути. Отправляется ли корабль в дальнюю экспедицию, отправляется ли юноша навстречу судьбе… Было бы логично, если б напутствие президента было напечатано в первом томе. Но оно напечатано в последнем, в 18‑м. Вдобавок в этом томе вообще нет стихов Пушкина, нет и прозы. Это дополнительный том — в нём только рисунки, которые Пушкин делал на полях рукописей: чьи-то головки, какие-то собачки, черти, птички…
…Однажды некая девица пела Вяземскому романс на стихи Пушкина и сделала смешную ошибку в знаменитой «Чёрной шали». Спела «Однажды я созвал нежданых гостей» (вместо «весёлых»). Вяземский в письме к Пушкину назвал это словосочетание «самое нельзя прелести» — то есть лучше не бывает.
В эпитафии Ельцина (которое ему сочинила придворная шантрапа) самое нельзя прелести «Пушкин любил нас, сегодняшних». Кроме совершенного идиотизма и анахронизма тут в наличии ещё и некая постоянная-вечная-несомненная любовь поэта к народу.
Теперь Ельцин и сам (из непостижимого далека) любит, наверное, нас, сегодняшних, всех сразу. О любви же Пушкина к нам, вчерашним, спросим самого Автора. Он ответит искренне — стихотворением «Поэт и толпа». Ведь он исповедался в своих стихах, невольно.
ПОЭТ И ТОЛПА
Procul este, profani.
Прочь, непосвященные (лат.)
Поэт по лире вдохновенной
Рукой рассеянной бряцал.
Он пел — а хладный и надменный
Кругом народ непосвященный
Ему бессмысленно внимал.
И толковала чернь тупая:
«Зачем так звучно он поёт?
Напрасно ухо поражая,
К какой он цели нас ведёт?
О чём бренчит? чему нас учит?
Зачем сердца волнует, мучит,
Как своенравный чародей?
Как ветер, песнь его свободна,
Зато как ветер и бесплодна:
Какая польза нам от ней?»
Кто этот бессмысленный народ? Кто эта чернь тупая? Крепостные рабы? Продолжим цитирование, а потом разберёмся.
ПОЭТ.
Молчи, бессмысленный народ,
Поденщик, раб нужды, забот!
Несносен мне твой ропот дерзкий,
Ты червь земли, не сын небес;
Тебе бы пользы всё. На вес
Кумир ты ценишь Бельведерский.
Ты пользы, пользы в нём не зришь.
Но мрамор сей ведь бог!.. так что же?
Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нём себе варишь.
«На вес кумир ты ценишь бельведерский…» Это Пушкин, что ли, с крепостными спорит про ценность статуи Аполлона? Чтоб ценить на вес скульптуру, надо minimum знать, что она существует, знать слово «скульптура», да хорошо бы и про Аполлона. Да ещё б и сообразить, что «кумир Бельведерский» — это та самая статуя и есть.
Чернь тупая — это светская чернь. Чернота света. Тьма. (А сегодня это идиотские хладные и надменные сварливые посты и шлакоблоги.)
Продолжим цитирование, осталось немного.
ЧЕРНЬ.
Нет, если ты небес избранник,
Свой дар, божественный посланник,
Во благо нам употребляй:
Сердца собратьев исправляй.
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки.
Ты можешь, ближнего любя,
Давать нам смелые уроки,
А мы послушаем тебя.
Ух ты! Толпа тут впервые в истории учинила не погром и грабёж, а явку с повинной. Перечитайте: народ добровольно сознаётся: «Мы малодушны, коварны, бесстыдны, злы, неблагодарны, сердцем хладные скопцы (кастраты), клеветники, рабы, глупцы, набитые пороками по самое не могу». Напиши Пушкин такое про народ — записали бы в русофобы. Но тут народ сам о себе это говорит, значит, поэт не виноват. (Решение не менее остроумное, чем с благословением Державина.) Дочитаем?
ПОЭТ.
Подите прочь — какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры; —
Довольно с вас, рабов безумных!
Во градах ваших с улиц шумных
Сметают сор, — полезный труд! —
Но, позабыв своё служенье,
Алтарь и жертвоприношенье,
Жрецы ль у вас метлу берут?
Да, в те времена поэты (жрецы Аполлона) дворниками не работали. Потом времена изменились. Гениальный русский писатель Андрей Платонов работал дворником. Кто-то говорит, будто это легенда. Ладно. А что скажете про этот документ?
В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда.
26 августа 1941 года.
Цветаева М.И.
Марина Цветаева — великий русский поэт; через 5 дней повесилась — не вынесла нищеты, унижения, отчаяния…
ПОЭТ.
Вам ли, любящим баб да блюда,
Жизнь отдавать в угоду?
Я лучше в баре б—-м буду
Подавать ананасную воду!
…Ох, сбился! Это Маяковский. У Пушкина кончается иначе:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
1828
И молитв? Какое неожиданное последнее слово! Это ж не про монаха, не про отшельника. Впрочем, в 1828‑м он в некотором смысле давно отшельник. Всё чаще ощущает себя в пустыне — хоть и в столице.
— Вся Россия читала Пушкина!
— Конечно! Он же гений!
Вся Россия в 1826 году — 50 миллионов человек. Дворян — почти миллион. Обычный тираж книги известного автора — 600 экземпляров, 1200 — большой успех.
Тираж Первой главы «Онегина» — 2400 экземпляров. Не распродан. Тираж Второй и всех остальных — 1200.
Двести штук оставим мещанам. Выйдет, грубо говоря, одна книжка на тысячу дворян. 0,1% — одна десятая доля процента.
Что ж это за аристократическое общество, если даже новая вещь невероятно знаменитого Пушкина выходила тиражом 1200. Он был дважды знаменит: как блистательный поэт и как политический ссыльный. Опальный — это всегда привлекает; его произведения — почти запретный плод; его поэма считается непозволительно эротичной; отцы прячут «Руслана и Людмилу» от дочерей и даже от жён; гонимый, близкий к декабристам, чудом избежавший каторги; принятый и (невероятно!) обласканный императором; дуэлянт, картёжник, волокита; Автор безумно смелых и чудовищно жестоких эпиграмм; и — 1200 экземпляров хватало на всю Россию.
Даже если одну книжку читает семья в пять человек, то и тогда получается всего лишь 6 тысяч читателей.
К кому он постоянно обращается? К русскому народу? Но крепостные неграмотны. Где ж они его услышат?
Он обращается: а) к грамотным; б) к читателям поэзии, а не лубка; в) к покупателям. Итого — к одному из десяти тысяч.
Пушкин читает стихи в своём кругу. Дворяне, аристократы — они же и покупатели. Трудно поверить, но половина дворян были неграмотны, для многих русский не был родным.
А.М.Тургенев (1772–1863), важный чиновник, пишет в мемуарах: «Я знал (в конце ХVIII века) толпу князей Трубецких, Долгоруких, Голицыных, Оболенских, Несвицких, Щербатовых, Хованских, Волконских, Мещерских, — всех не упомнишь и не сочтёшь, — которые не могли написать на русском языке двух строчек».
А в книге Сергея Сергеева «Русская нация» приводится следующий факт. Даже в конце 1830-х в семействе князя М.Н.Голицына, по воспоминаниям служившего там учителем его детей С.М.Соловьёва, «все, кроме прислуги, говорят по-французски; и молодых французиков, то есть княжат, я обязан учить чуждому для них, а для меня родному языку — русскому, который они изучают как мёртвый язык». (Мёртвые языки — латынь, древнегреческий.)
«Чернь тупая», «бессмысленный народ», «безумные рабы» — все это сказано не о безграмотном «народе», а о невежестве грамотных. (Если вы сейчас подумали о сегодняшнем дне, значит, проводить параллели не стоит, вы их сами уже провели.)
Дядя Онегина — характерный пример. Приехав в его дом
Онегин шкафы отворил:
Нигде ни пятнышка чернил;
В одном нашёл тетрадь расхода,
В другом наливок целый строй,
Кувшины с яблочной водой
И календарь осьмого года:
Старик, имея много дел,
В иные книги не глядел.
«Имея много дел»? Дела, мешающие старику читать, перечислены:
…деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
Тех же правил держался папа Татьяны.
XIII. ПРОСТАЯ РУССКАЯ СЕМЬЯ
…Непонимание разное бывает. Причиной непонимания может быть невнимательность, беглое чтение. Или незнание; например, по неграмотности. Знал бы буквы — прочёл бы и всё понял. А бывает, что ваше непонимание запланировано автором. Так сочинители детективов (и для нашей работы это очень подходит) делают всё, чтоб читатель до последней страницы не догадался, кто убил.
Всякое бывает. Кросс Татьяны не заметили, хотя он есть, написан чёрным по белому. Не заметили чрезвычайно наглядно описанного пароксизма страсти, случившегося с нею…
А как заметить ненаписанное? Это не шутка, не парадокс. Вот простейший пример. Слова «ссылка» в «Онегине» нету. А в понимании читателя? Пушкин сделал всё, чтобы его ссылка Эверестом (или хоть Казбеком) торчала из текста. «Но вреден север для меня…» «Придёт ли час моей свободы…» и ещё множество откровенных намёков на царский гнев. Опала формально отсутствует в романе, но давно и туго вбита в школьные учебники.
А если ни в романе, ни в учебнике нету, то кажется, будто нету вообще. Но это ж не так. Нептун и тем более Плутон не видны на небе даже в самую ясную ночь, не было их и в учебниках астрономии. Обе планеты открыты на кончике пера. Их сперва вычислили на бумаге и только потом, много позже, сумели разглядеть в телескоп. Плутон увидели только в 1930‑м, спустя полвека после того, как вычислили. Но планеты же были; миллиарды лет болтались незамеченными.
…Что Таня пылкая, наивная, а Евгений ледяной, опытный — это написано прямо. Что он всю дорогу молчит, хотя заявлен краснобаем, тоже видно, хотя и не с первого взгляда (да и не со второго). В одной из тех крайне редких речей, где Онегин произносит больше дюжины слов подряд, он слегка высокомерно отзывается о семье Татьяны:
Простая, русская семья,
К гостям усердие большое,
Варенье, вечный разговор
Про дождь, про лён, про скотный двор…
Он прав — семья совсем простая. Но сегодня, пожалуй, стоит уточнить: простая дворянская русская семья. Или: простая дворянская русская семья рабовладельцев.
Отец Татьяны. Дмитрий Ларин, был бригадиром (промежуточный военный чин между полковником и генерал-майором). Не читал ничего никогда. Не верите?
Отец её был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой.
Мать Татьяны. Раchеttе, Паша (Прасковья?). Кому-то кажется, будто мама Тани читала французские романы. Эта иллюзия существует исключительно потому, что образованные советские и постсоветские русские люди когда-то читали или где-то слышали о том, что Ларина-мать любила какого-то французского или английского то ли писателя, то ли романного героя, не то Грандисона, не то Ричардсона. Вот, мол, доказательство её литературного вкуса:
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.
Ау, товарищи! — писателя-то она любила понаслышке.
Она любила Ричардсона
Не потому, чтобы прочла,
Не потому, чтоб Грандисона
Она Ловласу предпочла;
Но встарину княжна Алина,
Её московская кузина,
Твердила часто ей об них.
Понятно? Не читала!
Сестрёнка Оля тоже ничего не читала. Даже стихи Ленского, своего ненаглядного жениха! Пушкин сообщает:
Владимир и писал бы оды,
Да Ольга не читала их.
Татьяна читала много, но что? Автор исчерпывающе точен и строг:
Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала,
И выражалася с трудом
На языке своём родном.
Все привыкли и к этим стихам, и к тому, что Пушкин — гений; не замечают, как он коряво написал. «Она по-русски плохо знала» — это Пушкин нарочно, это насмешка и над героиней, которую он передразнил, и над читателем. Правильно: «она плохо говорила по-русски» либо «она плохо знала русский» (язык). А выражение «по-русски плохо» употребляется для обозначения халтуры. Например, она по-русски плохо укладывала асфальт.
По-русски плохо знала — значит, не только журналов, но и романов русских не читала. Читала французов, типа глянец, лямур-тужур-гламур.
А теперь — внимание!
XIV. БЕЗ СЕМЬИ
Кроме мамы Полины, сестры Ольги, няни Филипьевны с внуком и могилы отца у Татьяны есть в Москве тётка Алина и другие тётки, двоюродные сёстры… Куча народу, и у всех повадки, привычки, характер, биография. Маму за папу выдали против воли, она сперва бесилась, потом смирилась.
Сестра Оля поплакала немножко, когда Ленский погиб, но очень скоро вышла за красавца-улана. Про няню целый роман: сколько ей было, когда её замуж выдали; муж моложе, свекровь-ведьма; у нянькиного мужа даже имя есть — Ваня!
У Онегина никого. Совсем пусто.
Отец умер, не сказав ни слова; имя неизвестно. От него не осталось никакого следа, даже могилы (а отцу Татьяны на кладбище поставлен памятник с надписью, и Ленский там грустит).
Матери у Евгения нет и не было, она не упоминается вообще.
Ни брата, ни сестры, ни тётки — ни души. Даже свою няню Пушкин подарил Тане.
Всего-то у героя и есть, что в начале Первой главы полумёртвый, а в конце её — уже совсем мёртвый дядя (который, похоже, понадобился исключительно затем, чтобы сослать Онегина в деревню).
Мало того что Онегин почти немой. Он вдобавок круглый сирота.
У Татьяны — все говорящие. У Онегина только бонна, гувернёр, мёртвый дядя. И все молчат, ни слова.
Таня — Татьяна Дмитревна Ларина! Сестра — Ольга Дмитревна Ларина! А у Евгения даже отчества нет, подкидыш.
Я не мамина! Я не папина!
Я на улице росла!
Меня курица снесла!
В правильных романах, где есть Он и Она, — описаны и семейная жизнь каждого, и родители обоих. Родители Гринёва и Маши («Капитанская дочка»), родители Алексея Берестова и Лизы Муромской («Барышня-крестьянка»), Дубровского и Маши Троекуровой…
Ленский — брюнет «и кудри чёрные до плеч». Татьяна бледная, Ольга румяная… А Онегин? Рост? цвет волос? цвет глаз? — ничего.
Нет лица; небывалое явление для классической мировой литературы.
Знаем внешность Дон Кихота, Пьера Безухова и графа Монте-Кристо, князя Мышкина и четырёх братьев Карамазовых, про Пиноккио (Буратино) и говорить нечего. А у Онегина внешности нет. Так бывает разве что, когда писатель делает главного героя рассказчиком своей собственной истории (Гек в «Приключениях Гекльберри Финна»).
Главный герой без речей. Без друзей (Ленский «от делать нечего» — не в счёт). Без родни. Без любовниц (вроде бы куча, а ни одной нету). Без лица.
Слишком много для простой случайности.
Продолжение следует.
Немой Онегин. Часть I.
Немой Онегин. Часть II.
Немой Онегин. Часть III.